Ты раньше писала посвящение разбитым женским сердцам и девчачьим коленкам. Потом ты выросла и стала посвящать свои писульки косынкам и зонтам-шпилькам. Метаморфозы продолжили тебя изменять, и вот в эпиграфах стал мелькать Пастернак, да и ты сама заметно измельчала. Потом... Суп с котом, психодел, сюр, хоррор, слезливые истории с хеппи-эндом по-японски. И вдруг реальность стала совершенно иной в отсутствие твоего внимания. Блуждания вокруг и около в поисках обновлённого смысла развили гибкость тела и разума, и привели тебя к порогу, но не к дверям. Welcome home, son.

Я буду понемногу страдать, капая болью, как прижатая зубами змея к кромке стакана, только эти капли окажутся целительными далеко не сразу. Пройдет время, пройдут годы и я перестану считать себя калекой, если только не сорвусь от этой безысходности. Пожалуйста, не надо. Только не это. Нехилая попытка вырваться из этого порочного круга и вступить в круг омута, в который сразу с головой исключительно для того, чтобы спастись. Я могла бы соврать, что я сильный ёжик, но даже шутки получаются плоскими и никчёмными. Вот Настя говорит, что красивые девушки не должны скучать в одиночестве, вот на следующий день я вижу по-настоящему красивую девушку, печально поправляющую сползшую бретель платья на остановке. Она ждет городской транспорт, а не кавалера на машине, хотя времени как раз восемь (или начало девятого – первый разминочный круг вечернего забега). Я внутренне удивляюсь своей наивности и сжимаю еще сильнее кожаные ручки сумки. В наушниках играет «Перелёт птиц» и мысли утекают вместе с густыми симфоническими мелодиями, отдаваясь ветру и воле природы. Лицо разрезает тонкая вымученная улыбка, и мужчина напротив меня испуганно смотрит. Простите, я больше так не буду. Я буду по-другому, как-нибудь иначе, я что-нибудь обязательно придумаю. Если только не сковырнусь, то обязательно что-нибудь придумаю. Мне об этом пишут гороскопы через день, если только не каждый день. И сразу всё станет хорошо, правильно и ладно. Только не обижайся на меня, не злись. Тебе показалось – я вовсе не такая сильная, чтобы держать этот чан эмоциональных отходов над своей головой. Чтобы женщина успокоилась, ей необходимо взять себя в крепкие мужские руки. Я спокойна, как удав. Доктор, что делать? Меня выучили мёртвому спокойствию и небесной механике тел. Я теперь и так могу! Старые примочки с обязательством спеть Дашке колыбельную уже не действуют. Хреново, Скотт, когда у тебя разбито сердце и ты страдаешь. Ещё хуже, когда ты совсем один. Стайлз молод и мудр, как Сатурн. Теперь ему осталось только решить, как с этими знаниями жить дальше. Опять потратила всю зарплату на пиджак в стиле Коко Шанель и прекрасный осенний жакет, покрытый тканым кружевом и с меховым воротником на атласных лентах. Я такая я.

Доброе утро, страна.

- В женском аду все мужчины - геи.
- В мужском, кстати, тоже.

Сейчас единственное, что меня хоть как-то мотивирует остаться, это его голос в голове, который произносит "Чёрт, чувак, это слишком не круто так рано отсюда свалить!". И голос принадлежит отнюдь не Стайлзу. Вслед за ним появляется мелодика Diamond Rings - You and me, которая утверждает, что sometimes all you gonna do is fight. Убедительный чел. В глазах прибавляется чёткости каждый раз после прослушивания этой установки. Бла-бла-бла. И голубое небо в завершении.

Don't jump because death is not just worth the time and effort for you are still young and life is calling.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

А что там будет дальше? Я иду по улице, а там... А что там?
"Когда я свернул за угол". Счастье там. Внезапно. Из-за угла. Счастье.
Мы сейчас то, о чем мы думали, говорил Будда.
Вконтактовская картинка с профилем Бога считает иначе: "Задолбали, я такого не говорил". И подпись - From Buddah with love.

Feel so. So what?

По уши в машинном масле она ковыряется в моторе своей машины. Какой-то болт выскальзывает из рук, и падает через весь двигатель на пол. Жесть! Как его теперь доставать?! Малиновая в клетку рубашка задрана до локтя, но и это не спасает положение. Приходится откладывать в сторону гаечный ключ и ползти вниз. Вот он, родимый. Теперь можно все собрать до конца и проверить зажигание. Горячий от летней жары брелок ложится в руку, поворот – и машина завелась как надо. Она выбралась из салона, неловко хлопнув дверцей, потянулась наверх и закрыла капот.

Совершенно внезапно, вполоборота в ее губы врезаются мужские губы, прикосновение моментально перерастает в сопротивление и злой поцелуй. Широкие и теплые ладони мягко ложатся на плечи, скользят по спине, успокаивают и просят отключить разум и дать волю чувствам. Он толкает тебя к машине, и задевает за колесо – гаечный ключ, забытый под капотом, жалобно звякая, летит вниз.

Ах, так! Раз кто-то решил, что белая футболка ему не нужна, то можно стянуть грязные перчатки и сначала обнять за шею, а потом небрежно скользнуть уставшей ладонью на грудь. Поцелуй становится более размеренным и уравновешенным в эмоциях. И стоило только прерваться, как воздух разрезает вполне естественное «Какого черта ты вытворяешь?!». И снова попытка успокоить и уговорить на еще несколько поцелуев. Заметно осмелев от собственной наглости, ты дерзаешь начать игру на раздевание. Как грубо! Зато действенно.

– Это всё очень здорово, но ты не закрыл дверь гаража.
– Да кому оно надо…
– Мне. Шагом марш. – Выразительный кивок головы в сторону дверей.
– Вредная.
– А то. Есть у кого поучиться.

Ворчишь, поднимаешься с теплого тела и аккуратно, украдкой закрываешь дверь так, чтобы избежать металлического лязга и скрипа петель. С щелчком включается рассеянный верхний свет – лампочка ильича осталась единственным предметом старины в этих четырех стенах.

– Что с тобой? Ты сюда редко наведываешься.
– Захотелось с тобой увидеться.
– В таком положении?
– Тебе не понравилось?
– Ты не ответил.

Шумный вздох.

– Тебе обязательно надо все знать?
– Я все равно узнаю, только вариант будет полным и у тебя уже не будет преимущества подать события в нужном тебе свете.
– Мужики задумали бухалово на всю неделю вперёд. Я пас.
– И поэтому ты приперся ко мне? – Она приподнялась на локте, пытаясь по глазам заметить вранье. Нет, вроде бы чисто.
– Я подумал, что ты не будешь против хорошо провести это время со мной. – В его голос попал сахар. Какая гадость.
– Час-другой. Не льсти себе.

Она поднялась и начала одеваться. Майка-алкоголичка, поверх нее – рубашка. Стринги, джинсы, шпильки. Хвост в баранку и совершенно незаметно – смахнуть жуткую гримасу с лица. Жаль только, что никаким ацетоном не вытравить оскорбления из души.

Ни рыба, ни мясо, [ни кафтан, ни ряса].
Собаку съели, [хвостом подавились].
Ума палата, [да ключ потерян].
Два сапога пара, [оба левые].
Дураку хоть кол теши, [он своих два ставит].
Рука руку моет, [да обе свербят].
Везет как [субботнему] утопленнику [баню топить не надо].
Ворон ворону глаз не выклюет [а и выклюет, да не вытащит].
Гол как сокол [а остер как топор].
Голод не тетка [пирожка не поднесет].
Губа не дура [язык не лопата].
За битого двух небитых дают [да не больно-то берут].
За двумя зайцами погонишься – ни одного [кабана] не поймаешь.
Кто старое помянет – тому глаз вон [а кто забудет - тому оба].
Курочка по зернышку клюет [а весь двор в помёте].
Лиха беда начало [есть дыра, будет и прореха].
Молодые бранятся – тешатся [а старики бранятся – бесятся].
Новая метла по-новому метёт [а как сломается - под лавкой валяется].
Один в поле не воин [а путник].
От работы кони дохнут [а люди – крепнут].
Пьяному море по колено [а лужа - по уши].
Пыль столбом, дым коромыслом [а изба не топлена, не метена].
Рыбак рыбака видит издалека [потому стороной и обходит].
Старый конь борозды не испортит [да и глубоко не вспашет].
У страха глаза велики [да ничего не видят].
Чудеса в решете [дыр много, а выскочить некуда].
Шито-крыто [а узелок-то тут].
Язык мой – враг мой [прежде ума рыщет, беды ищет].